Как-то была я на курсах повышения квалификации для главредов. Одна женщина-психолог учила нас бороться с профессиональным выгоранием, стрессами и депрессиями и в качестве эффективного средства советовала иногда гулять по кладбищу. Мол, такие места отрезвляют, хорошо прочищают мозги. «Если вам худо, говорит, идите и гуляйте, почитайте, что написано на надгробиях, и, если случай не запущенный, должно полегчать. Они уже там, а вы-то еще здесь, а значит, можно все исправить».
И вспомнилась мне одна прогулка по кладбищу. Шел шестой, он же последний, день нашего вояжа по Санкт-Петербургу. Я сидела на кетонале, чтобы хоть немного унять боль в ногах после добровольных самоистязаний в виде 30-километровых марш-бросков по достопримечательностям северной столицы. Пить обезболивающие мне посоветовала такая же горе-туристка, с которой мы оказались в одной очереди за билетами в Исаакиевский собор. Она все поняла по моему лицу и характерной походке. «У меня тоже ноги отваливаются. Этой эпидемией охвачены все попадающие в Питер туристы. Если у вас в сумочке не завалялся экзоскелет, как у Мэта Дэймона, пейте кетонал – это единственный выход». И я пила… В общем, на последний день мы оставили посещение Александро-Невской лавры. Отвезли багаж на Витебский вокзал, спустились в метро и помчались на Монастырский остров, где, по преданию, в 1240 году произошел разгром шведов войсками Александра Невского.
Пробежавшись по лавре и подкрепившись булками из монастырской лавки, мы отправились исследовать некрополи, или по-нашему кладбища. Точнее, два из них: Лазаревское и Тихвинское. Оба находятся в ведении Государственного музея городской скульптуры и официально называются «Некрополь XVIII в.» и «Некрополь мастеров искусств». Помимо всего прочего, Лазаревское является самым старым кладбищем в Петербурге. Первые захоронения появились здесь еще в эпоху Петра I. И если сначала тут хоронили людей исключительно высокого происхождения и только с личного согласия царя, то к концу XVIII века возможность быть погребенным рядом с такими великими мужами, как Ломоносов и Фонвизин, появилась у представителей разбогатевших купеческих родов за баснословные суммы денег.
И вот представьте себе ситуацию: накрапывает дождь, мы с детьми в ярких оранжевых дождевиках ходим по кладбищу между массивными каменными и чугунными плитами, величественными стелами, саркофагами и обелисками. Приобщаемся к истории, так сказать. И тут я замечаю на одном из надгробий символ «Всевидящее око». Потом еще на одном и еще. «Да тут одни масоны», – делаю я заключение. Увлечения романами Дэна Брауна с его мировыми заговорами вольных каменщиков и иллюминатов, видимо, не прошли бесследно. «Да-да, – тут же подхватывает София, – а еще пираты. Смотрите, тут череп и кости. Мам, это кладбище пиратов?» Так сильно мы еще не смеялись… на кладбище. Никогда! Хорошо, что из-за дождя, кроме нас и котов, никого практически не было. И кто бы мог подумать, что на кладбище может быть так весело. Психолог знала, что советовала. Прогулка удалась и наверняка запомнится надолго. Как запомнятся Невский проспект, Петропавловская крепость, фонтаны Петергофа, Екатерининский дворец, Кронштадт, Эрмитаж, Казанский и Исаакиевский соборы, разводные мосты и Медный всадник. А то, что София, насмотревшись «Пиратов Карибского моря», приняла христианские символы за пиратские, не беда. Это поправимо. Знания – дело наживное. Как сказал один знакомый священник: «Детей, чтобы с них толк вышел, надо даже против их воли по галереям да музеям таскать. Что-нибудь да останется, отложится. Это только нецензурным словам учить не надо – сами прорастают, как сорняк». Вот и таскаем, хотя, по правде сказать, все чаще сами тащимся за ними. Еще чуть-чуть – и не угонимся.
С уважением, Ирина ПАЛУБЕЦ
